16. Евангелия в период их становления
Кроме дошедших до нас Евангелий, были и другие (Лк.1:1-2; Origenes. Scholia in Lucam.1; Hieronymus. Commentarii in Mattheum, prologus). Этим произведениям не придавали большого значения, и консерваторы, вроде Папия Гиерапольского, еще в первой половине II века предпочитали им устное предание (Eus.HE.III.39).
В середине II века Папий писал: «Я же не замедлю тебе восполнить мои толкования (Изложение изречений Господних[1]. — Р.Х.) тем, чему я хорошо научился у пресвитеров и что хорошо запомнил, в подтверждение истины. Ибо я с удовольствием слушал не многих многоречивых, но истину преподававших, и не повторяемых чужие заповеди, но чрез Господа в вере данные и исходящие от Истины. Когда же приходил с пресвитерами общавшийся, о пресвитерских беседах я расспрашивал, чтó Андрей или чтó Петр говорил, или чтó Филипп, или чтó Фома, или Иаков, или чтó Иоанн, или Матфей, или кто другой из Господних учеников, а также чтó говорят Аристион и пресвитер Иоанн, Господни ученики. Ибо не из книг столько мне пользы, сколько чрез живой голос и непреходящее» (Папий у Евсевия. — Eus.HE.III.39:3-4, РХ).
Первое поколение христиан верило в скорое Второе пришествие (Мф.16:28; 24:34; Мк.9:1; 13:30; Лк.9:27) и не очень заботилось о сочинении книг для будущего; казалось достаточным сохранить в своем сердце живой образ Того, кого надеялись увидеть в скором времени грядущим на облаках (Дан.7:13-14). Вот почему в течение почти ста лет после распятия Иисуса мало придавали значения евангельским текстам: первые христиане, нисколько не стесняясь, вставляли в них целые отрывки, комбинировали рассказы и дополняли их одни другими; человек, имеющий только одну книгу, хотел, чтобы в ней содержалось все, что ему было дорого, и надписывал на полях своего экземпляра слова и притчи, которые он находил в других местах и которые его волновали.
Так, Ириней сообщает: «Старцы, видевшие Иоанна, ученика Господня, рассказывали, что они слышали от него, как Господь учил о тех временах и говорил: придет время, когда станет произрастать такая виноградная лоза, у которой будут десять тысяч ростков, на каждом ростке десять тысяч веток, на каждой ветке десять тысяч сучков, на каждом сучке десять тысяч гроздей, у каждой грозди десять тысяч ягод, а из каждой ягоды можно будет выжать по двадцать пять метретов вина (metretas vini)[2]; и когда кто-нибудь из праведников возьмет в руки одну гроздь, то другая гроздь скажет: “я — лучше, возьми меня и воздай славу Господу”; равным образом будет произрастать пшеница, у которой каждое зерно даст десять тысяч колосьев, каждый колос даст десять тысяч зерен, и каждое зерно даст десять фунтов чистой белой муки (quinque bilibres similae clarae mundae); то же будет и с другими плодами, семенами и травами» (Iren.Haer.V.33:3).
«Об этом, — продолжает Ириней, — и Папий, ученик Иоанна и товарищ Поликарпа, муж древний (ἀρχαῖος ἀνήρ), письменно свидетельствует в своей четвертой книге, ибо им составлено пять книг [под названием Изложение изречений Господних]. Он прибавил следующее: “Это для верующих достойно веры. Когда же Иуда-предатель не поверил этому и спросил, каким образом сотворится Господом такое изобилие произрастаний? — то Господь сказал: это увидят те, которые достигнут тех [времен]”» (Ibid.33:4).
Этому свидетельству о райском винограде-великане, о котором якобы говорил Иисус, не поверил даже Евсевий, назвав Папия за этот и подобные рассказы человеком скудоумным (Eus.HE.III.39:13).
В середине – второй половине II века Юстин постоянно ссылался на документы, которые он называет Достопамятности апостольские (ἀπομνημονεύματα τῶν ἀποστόλων)[3]. Эти «мемуары» отличаются от тех евангельских документов, которые имеются у нас (Just.Apol.I.16-17, 33-34, 38, 45, 66-67, 77-78; Dial.10, 17, 41, 43, 51, 53, 69-70, 76-78, 88, 100-108, 111, 120, 125, 132). С одной стороны, повествование, которое дает Юстин, близко к рассказам канонических Евангелий. В нем, в частности, мы встречаем: ангельское благовещение и сверхъестественное зачатие, перепись, поклонение волхвов и бегство в Египет, затем Иоанна Крестителя, крещение и искушение Иисуса, избрание учеников, чудеса и проповедь Основателя, наконец, возвещение о смерти, очищение Храма, учреждение евхаристии, взятие под стражу, суд и распятие, воскресение и вознесение Иисуса. С другой стороны, Юстин повествует многое из того, чего нет в каноне. По его словам, Иисус родился в пещере у Вифлеема[4], помогал затем отцу в его плотничьих работах; далее Юстин рассказывает, что при крещении в Иордане возгорелся огонь и голос с неба сказал: «Ты Сын Мой, Я ныне родил Тебя» (ср. Пс.2:7). В противоположность каноническим Евангелиям, Юстин также сообщает, что после распятия Иисуса все Его ученики отпали и отреклись от Него, подобно тому как и автор Послания Варнавы сообщает (Варн.5), что перед призванием своим апостолы Иисуса были величайшими грешниками, «сверх всякого греха» (ὄντας ὑπὲρ πᾶσαν ἁμαρτίαν ἀνομωτέρους).
Несколько позднее, около 185 года, о своем учителе Поликарпе пишет Ириней в письме к Флорину, также бывшему учеником Поликарпа, но впоследствии обратившемуся в ересь гностического толка: «Такие догматы, Флорин, говоря кратко, не принадлежат здравой мысли. Такие догматы противоречат экклесии, они ввергают в величайшее нечестие тех, кто их принял. Такие догматы даже еретики, (стоящие) вне экклесии, никогда не осмеливались провозглашать. Таких догматов предшествовавшие нам пресвитеры, сопровождавшие апостолов, не передавали тебе. Ибо я еще мальчиком видел тебя в Нижней Асии у Поликарпа: ты блистал при царском дворе и старался снискать благоволения его (Поликарпа. — Р.Х.). Ибо тогдашнее я помню лучше недавнего (ибо в детстве узнанное укрепляется душою и срастается с нею). Так, я мог бы показать место, где сидел и разговаривал блаженный Поликарп, могу изобразить его походку, и характер жизни, и внешний вид, его беседы с народом, как он рассказывал о своих встречах с Иоанном и с другими самовидцами Господа, как припоминал он слова их, что он слышал от них о Господе, о чудесах Его и учении. Как Поликарп принял все от самовидцев Слова жизни, то возвещал он согласно с Писанием. По милости Божией ко мне, я тогда внимательно это слушал и записывал не на хартии, а в сердце (οὺκ ἐν χάρτῃ ἀλλ' ἐν τῇ ἐμῇ καρδίᾳ)» (Ириней у Евсевия. — Eus.HE.V.20, РХ).
Лишь во второй половине II века получили решительный авторитет и силу закона те тексты, которые имели в заглавии имена апостолов или близких им людей. Но даже и тогда появлялись вольные подражания, как-то: Диатессарон[5] Татиана (ок. 120 – ок. 180), ученика Юстина (Iren.Haer.I.26:1[28:1]).
Татиан (Тациан) создал своеобразный пересказ новозаветных Евангелий в одном сочинении[6], добавив некоторые места, совпадающие с фрагментами Евангелия Евреев. В Диатессароне нет родословной Иисуса[7], нет упоминания о Его детских годах[8].
Еще до Татиана богатый судовладелец Маркион (Μαρκίων) (ок. 85 – ок. 180) добивался полного разрыва с иудаизмом (Iren.Haer.I.25:1[27:2]; Tert.Praescr. haer.30). Он утверждал, что тексты, передающие учение Иисуса, были искажены, и написал сочинение Антитезы (Tert.Adversus Marcionem.I.19:4; II.29:14 IV.1:1; 2:1; etc), в котором излагал свою точку зрения и обосновывал проделанный им отбор христианских писаний. Из Нового завета Маркион отобрал только Евангелие от Луки (правда, исключив из него легенды о рождении Иоанна Крестителя и Иисуса и все ветхозаветные цитаты) и десять посланий Павла.
Согласно Маркиону, Иисус сошел с небес в пятнадцатый год правления кесаря Тиберия и явился в Капернауме. Ириней пишет о Маркионе: «Он бесстыдным образом богохульствовал, говоря, что проповеданный Законом и пророками Бог[9] есть виновник зла, ищет войны, непостоянен в своем намерении и даже противоречит Себе. Иисус же происходит от Того Отца, Который выше Бога, Творца мира (Jesum autem ab eo Patre, qui est super mundi fabricatorem Deum), и, пришедши в Иудею во время правления Понтия Пилата, бывшего прокуратором кесаря Тиберия (qui fuit procurator Tiberii Caesaris), явился жителям Иудеи в человеческом образе, разрушая пророков и Закон и все дела Бога, сотворившего мир, Которого он (Маркион. — Р.Х.) называл также Миродержителем (Cosmocratorem dicit)[10]. Сверх того, он искажал Евангелие от Луки, устраняя все, что написано о рождении Господа, и многое из учения и речей Господа, в которых Господь представлен весьма ярко исповедующим, что Творец этого мира есть Его Отец» (Iren.Haer.I.25:1[27:2]).
Маркион учил, что абсолютное Божество не имеет никакой связи с людьми: они полностью Ему чужды. Христос выкупил людей своей кровью, а выкупить, по мнению Маркиона, можно лишь то, что не принадлежит выкупающему (Epiph.Haer.XLII.8). В соответствии со своими рассуждениями Маркион редактировал послания Павла. Так, например, в Послании к галатам (Гал.2:20) вместо ἀγαπήσαντός με (возлюбившего меня) он трактовал ἀγοράσαντός με (выкупившего меня)[11]. Кто знает, сколько в посланиях Павла сохранилось фраз, вставленных туда Маркионом...[12]
В результате Маркион был исключен из Римской христианской общины, но продолжал свои проповеди. С ним велись длительные переговоры, и в конце его жизни ему предложили вернуться в общину и снова обратиться в истинную веру своих соотечественников. Однако Маркион вскоре после этого умер, и перемирие так и не было заключено (Tert. Praescr. haer.30).
К сожалению для ортодоксии и, вместе с тем, для истории как дисциплины, Маркион обладал незаурядным умом, и его попытка подменить исторического Иисуса метафизическим Сыном нашла последователей — прежде всего в лице гностических течений, речь о которых пойдет в следующей главе. Если синоптические Евангелия, невзирая на наивность и мифические элементы, тем не менее несут на себе печать исторического повествования, то гностические сочинения и другие апокрифы позднейшей эпохи уже лишены всякого исторического стержня. Иисус в них представлен то злобным ребенком-колдуном, то метафизическим Эоном, то одновременно молодым и старым, то большим и маленьким, — короче говоря, теряющим все, что делало Его привлекательным и трогательным: то, что представляло Иисуса человеком, а значит, и исторической личностью.
[1] Не дошедшее до нас произведение Папия в пяти книгах (Iren.Haer.V.33:4).
[2] Cf. Apocalypsis Baruchi Syriace (II Baruch). 29:5.
[3] Вероятно, наименование ἀπομνημονεύματα заимствовано Юстином у Ксенофонта (т. н. Memorabilia); сами же документы, мне думается, были анонимными; их авторство Юстин непосредственно приписывает апостолам и их последователям (Just.Dial.103).
[4] Аналогичная версия содержится и в Протоевангелии Иакова (Protevangelium Jacobi.19); также и Ориген сообщает: «И ныне показывают в стране Вифлеемской пещеру, где родился [Христос] и в пещере ясли, где Он был повит» (Orig.CC.I.51).
[5] διὰ τεσσάρων [диá тэссáрон] — по четырем. Это заглавие, по всей вероятности, не было дано самим Татианом (ср. Eus.HE.IV.29), ибо при гармонизации Татиан игнорировал или вообще не знал Евангелие от Иоанна (хотя и придерживался аналогичной хронологии). С другой стороны, кроме синоптиков, в основе Диатессарона лежит апокрифическое Евангелие Евреев и, возможно, Евангелие от Петра. Наконец, не будем забывать, что со времен пифагорейцев высота и созвучие тонов в музыке основывались на числовых значениях, и такие слова, как συλλαβά и διὰ τεσσάρων, означали последовательность четырех гармонических тонов или вообще согласие, гармонию (Philolaus. Fragment.6; Sextus Empiricus. Pyrrhoniae hypotyposes.III.155), так что у нас нет даже уверенности, что заглавие διὰ τεσσάρων изначально предполагало четыре канонических Евангелия, а не вообще согласие, гармонию.
[6] Hobson A. A. The Diatessaron of Tatian and the Synoptic Problem. Chicago: Chicago University Press, 1904; Plooij D., Rendel J. A primitive text of the Diatessaron: the Liège Manuscript of a mediaeval Dutch translation. Leiden, 1923; Pott A. Tatians Diatessaron: aus dem Arabischen übersetzt von Erwin Preuschen. Heidelberg: Winters, 1926; Kraeling C. H. A Greek Fragment of Tatian’s Diatessaron from Dura. // Studies and Documents 3. London: Christophers, 1935; Essabalian P. P. Le Diatessaron de Tatien et la première traduction des évangiles Arméniens. Vienna: Imprimerie des Méchitharistes, 1937; Leloir L. Saint Éphrem. Commentaire de l’Évangile concordant. Version arménienne. // Corpus Scriptorum Christianorum Orientalium 137, 145. Louvain: Imprimerie Orientaliste L. Durbecq, 1953, 1954; Leloir L. Saint Éphrem. Commentaire de l’Évangile concordant. Texte syriaque (manuscrit Chester Beatty 709; Chester Beatty Monographs 8). Dublin: Hodges Figgis & Co, 1963; Leloir L. Saint Éphrem. Commentaire de l’Évangile concordant. Texte syriaque (manuscrit Chester Beatty 709). Folios additionnelles. (Chester Beatty Monographs 8.) Louvain – Paris: Peeters, 1990.
[7] Не было родословия и в арамейском Евангелии от Матфея, как о том свидетельствует Епифаний (Epiph.Haer.XXIX.9; ср. ibid.XXX.13).
[8] Bell H. I. Recent Discoveries of Biblical Papyri. Oxford: Clarendon Press, 1937. P. 22.
[9] То есть Бог Ветхого завета, Творец мира, Яхве.
[10] Миродержитель, Миродержец, Мироправитель, Космократор (Κοσμοκράτωρ). Валентиане прямо называли Миродержителя дьяволом: «ἐκ δὲ τῆς λύπης τὰ πνευματικὰ τῆς πονηρίας διδάσκουσι γεγονέναι· ὅθεν <καὶ> τὸν Διάβολον τὴν γένεσιν ἐσχηκέναι, ὃν καὶ Κοσμοκράτορα καλοῦσι, καὶ τὰ δαιμόνια καὶ τοὺς ἀγγέλους καὶ πᾶσαν τὴν πνευματικὴν τῆς πονηρίας ὑπόστασιν» (Epiph.Haer.XXXI.19[21]; cf. Clemens Alexandrinus. Quis dives salvetur.29:2).
[11] Marcion: Das Evangelium vom fremden Gott. Eine Monographie zur Geschichte der Grundlegung der katholischen Kirche, hrsg. A. von Harnack, 2te Auflage. Leipzig: Hinrichs, 1924. S. 132.
[12] Список известных редакционных правок Маркиона дает Епифаний (Epiph.Haer.XLII.11). Капитальное исследование этому вопросу посвятил немецкий теолог Адольф фон Гарнак (Adolf von Harnack, 1851–1930); см.: Marcion: Das Evangelium vom fremden Gott. Eine Monographie zur Geschichte der Grundlegung der katholischen Kirche. Hrsg. A. von Harnack. 2te Auflage. Leipzig: Hinrichs, 1924. См. также попытки воссоздания т. н. Евангелия Господня (Евангелия от Луки в редакции Маркиона) в работах Гана и Фолькмара: Das Evangelium Marcions in seiner ursprünglichen Gestalt, nebst dem vollständigsten — Beweise dargestellt, daß es nicht selbstständig, sondern ein verstümmeltes und verfälschtes Lukas-Evangelium war. Hrsg. A. Hahn. Königsberg: Universitäts–Buchhandlung, 1823; Das Evangelium Marcions: Text und Kritik mit Rücksicht auf die Evangelien des Märtyrers Justin, der Clementinen und der apostolischen Väter. Eine Revision der neuern Untersuchungen nach den Quellen selbst zur Textesbestimmung und Erklärung des Lucas-Evangeliums. Hrsg. Gustav Volckmar. Leipzig: Weidmann’sche Buchhandlung, 1852.